Гламур как наркотик

С этим текстом получилось вполне по-ахматовски: “Когда б вы знали, из какого сора…”

Толчком к написанию послужили два разговора.

Во-первых, в прошлые выходные ко мне в Лондон из Оксфорда приезжал raskladushkin. Когда прошлой осенью я уезжал из Австралии, а он там оставался, я искренне полагал, что больше никогда его не увижу. Но – не прошло и полгода, как он тоже прибыл в Англию, и обосновался в двух часах езды от меня.
В его приезд мы сидели в двух заведениях. Сначала в концептуальном ресторане на берегу Темзы, напротив Тауэра. А потом в каком-то чмыристом кабаке через дорогу от вокзала Виктория. Разумеется, в ресторане мы обсуждали вещи мелкие и пустые, которые и вспоминать-то не стоит; а в кабаке за вискарём и водкой разговор пошёл о предметах глобальных. Не больше и не меньше: отчего этот мир так хренов, а где бы и что бы мы ни делали, он в результате делается ещё хуже. При таких глобальных темах, понятно, был затронут широчайший круг вопросов – от перспектив современной биологии до идеологии журнала Cosmopolitan.

А второй разговор был сегодня по аське. В нём я обсуждал с песню, посвящённую недавним событиям в Минске. И в разговоре с нею, несмотря на всю мою симпатию к минским студентам и неприятие патриотов империи, мне пришлось согласиться, что их песни выражают явления одного порядка. Та же надрывная искренность и два аккорда, те же высокие цели при недостатке голосовых данных. Да, указанные по ссылке песни патриотов куда вальяжнее и самоувереннее, ну так это дело опыта и практики. Пописать да поисполнять такое несколько лет – и любой бронзоветь в пафосе начнёт.

Отсюда текст и покатился.

Сам я – представитель самого последнего, наверное, поколения советских детей. Меня еще принимали в пионеры на главой городской площади, я еще успел отстоять многочасовые хвосты, отоваривая продовольственные талоны и записывая номер на ладони. Я много чего не помню, но обо всем самом скверном, что было в позднем СССР, вполне осведомлен. Рыбные дни, фарца, комсомольские характеристики, темно-серая городская невзрачность, бананы как предел гастрономических мечтаний (впервые попробовал в 1990 году), андроповская охота по кинотеатрам, поездка в Болгарию как предел мечтаний географических, джинсы (любые) как предел самовыражения, одесская толкучка “7-й километр”, где моряки продавали пластиковые бутылки от фанты по 4 рубля штука с этикеткой, и по 3 – без. Весь этот банальный перечень сейчас, пятнадцать лет спустя, недурно проговорить по новой – ведь вокруг нас, оказывается, существуют сотни и тысячи молодых людей, искренне верующих в то, что в Советском Союзе абсолютно все было прекрасно-волшебно. Те, которые родились на 5 лет позже, не смотрели программы “Время” по всем каналам, и потому уже не понимают шутки “Советский человек – существо с двумя чувствами: глубокого удовлетворения и справедливого негодования”.
Психологически их легко понять.
Они росли в 90-е, откуда и мне самому память подсовывает сколько угодно воспоминаний худшего извода. Когда, выгрызя зубами возможность такого выгодного заработка (100 баксов на троих, при стипендии в 2,7 доллара), ночью разгружать на станции Одесса-Товарная цемент: втроём перегрузить на руках 60 тонн в пятидесятикилограммовой расфасовке из вагона в грузовики, и безо всяких перекуров; после перекура – второй вагон. А потом, на негнущихся ногах выйдя за ворота станции, еле увернуться от несущегося на тебя джипа, быть облитым грязью вперемешку со снегом, и долго глядеть вслед сидящим в нём сыто гогочущим бабуинам и их полуголым тёлкам; в такой момент захочешь не то что Сталина – Гитлера с Пол Потом в заместителях.
А ведь эти ребята, что младше меня лет на 5-7, при наличии таких впечатлений раннего рынка , совковой серой безысходности уже не застали.
Теперь рынок наш немного устоялся, что означает, среди прочего, и смену его субъектов. Бабуинов частью повыбили, а оставшаяся часть сменила красные пиджаки на костюмы от Армани и голдяк на “Патек Филип”. Кроме того, к ним подверстались и немного другие тёлки – теперь уже просто небрезгливых и с четвёртым размером груди держат в банальных блядях, этих качеств для элитной проститутки нынче недостаточно. В качестве представительского эскорта в моде девушки с высшим гуманитарным образованием, начитанные, желательно со знанием иностранных языков. Ну, и ещё одним признаком наступающей цивилизации стало появление офисного планктона – “позитивных менеджеров”, потребителей суши и глянцeвых журналов для обоих полов.
А такая смена субъектов невозможна без смены мэйнстрим-психологии. Все перечисленные категории стали задумываться о жизни не по принципу “завалят – так завалят, а нет – так слава богу”, а “смотреть на перспективу” (выражение-паразит, пришедшее на смену невообразимому “решать вопросы”).
И при любом взгляде на перспективу в их душе появляется страх. Страх, всеобъемлющий и вместе с тем, как правило, не вызванный какими-то конкретными, сегодняшними угрозами. Это, скорее, страх ожидания, угроз пусть не завтрашних, но послезавтрашних, угроз, которых практически нельзя, невозможно избежать, потому что неизвестно, откуда они придут. Но то, что придут, – обязательно. Инстинкт говорит: отдаленного горизонта нет, все что есть – это сегодня, сейчас. Дальше, за невидимым поворотом – обвал, крушение, катастрофа. Бизнес отберут, в тюрьму посадят, покровитель с места слетит, законы поменяют, понятия порушат. И всё это – если, не дай бог, в очередной раз изберут не ту власть. А какая из них “та”? Все ведь помнят, как и при прошлых, и при позапрошлых наших выборах каждый из кандидатов и партий обещал отнять и справедливо поделить. Политики – они не идиоты, они говорят то, чего от них хотят услышать. А хотят – те самые, кого так небрежно чмырили 15 лет эти обретшие лоск хозяева устаканившейся жизни. Короче, ЧТО – неизвестно, но что-то будет, случится, и это что-то хорошего не обещает. Ни капитанам бизнеса , ни, тем более, завязанной на них обслуге и офисному планктону. У которых, в отличие от капитанов , в случае чего нет даже варианта успеть на самолёт до Парижа – кому они там нужны?
Вот тут-то и приходит, как временное спасение, как мир грез, как розовый туман, – этот самый гламур – в журналах; в роскошных фитнес–центрах; в неоправданно дорогих ресторанах; в бесконечных Линкольнах и Майбахах; в VIP-презентациях Mercury; в часах за десятки, если не за сотни тысяч долларов; в яхтах, стоящих в иноземных портах; в домах, отстроенных в иноземных странах; в паспортах с гражданствами других государств – неважно каких, хоть Швеции, хоть Панамы. Гламур у нас – это прежде всего мир защиты от Страха. Розовый туман – как стена из гипсокартона, за которой видится дверь с “кормушкой” и глазком. Особенно гламур важен тем, кому из перечисленного доступны только журналы: всё остальное они видят на журнальных страницах. И таких – 90%. Тот самый офисный планктон и обслуга.
Этими страницами они пытаются заслониться от того, от чего не спасут ни бронированные двери, ни мордовороты-охранники. От всеобщего и одномоментного возмущения молодёжи. Тех, кто может выйти на площадь, просто послушав нужных песен. Это предполагает, на самом деле, явный возрастной ценз: я уже на самом его краю. А основная масса способных на такое – это как раз те, кто рос и взрослел в 90-е годы. Кто хорошо помнит, что такое наш капитализм , но уже не застал социализма. И потому считает социализм не просто нестрашным, а желанным.
Как говорил Наполеон (не последний специалист в вопросах силовой политики), “В мире есть только две реальные силы: сабля и идея. В конечном счёте идея всегда и везде побеждает саблю”.
А в этих самых песнях в два аккорда, что поются непоставленными голосами под расстроенную гитару, есть то, чего не найти в тонне выпусков Cosmopolitan и GQ, из номера в номер обещающих раскрыть все секреты оргазма; в часах “форматных” песен на радио, всё полнее освещающих отношения “деффчонак” с “пацанами”; в сутках телеэфиров, выдающих всё новые “потрясающие подробности”.
В этих песнях есть искренняя идея, которая обещает принявшему её смысл в жизни. Какая-то из этих идей неизбежно победит и сметёт любую VIP-охрану.
И нынешним хозяевам жизни очень повезёт, если победит идея, о которой поют минские студенты, а не имперские патриоты.